Способность чувствовать боль другого человека — не просто образное выражение, а явление, обусловленное биологическими факторами. За это отвечает особый вид клеток головного мозга — зеркальные нейроны. Учёный Джакомо Риццолатти рассказал в эфире RT , как зеркальные нейроны влияют на нашу способность сопереживать и можно ли сознательно контролировать этот биологический механизм.

В середине 1990-х годов группа итальянских учёных открыла особый вид клеток мозга — зеркальные нейроны. Исследователи проводили тесты на обезьянах, давая им орехи и регистрируя нейронную активность. Неожиданно выяснилось, что одни и те же области мозга активизировались, когда обезьяны ели орехи сами и когда наблюдали, как их ест кто-то другой.

Тот же механизм был обнаружен и у людей, но в куда более развитой форме. Это обусловлено способностью человека к имитации. «Это очень древний механизм. Он был обнаружен не только у обезьян, но и у птиц. У человека он трансформировался и обогатился, но уникальным для людей не является. Какая-то форма сочувствия есть и у животных, например, самки любят своих детёнышей. Что отличает человека от животного — мы умеем имитировать. У обезьян такая возможность ограничена», — заявил в беседе с ведущей программы SophieCo  Софико Шеварднадзе профессор Джакомо Риццолатти, один из тех, кто открыл зеркальные нейроны.

По словам учёного, этот вид нейронов позволяет людям чувствовать эмоции других на биологическом уровне.

«Если я вижу, что вам больно, у меня активируются те же нейроны, что и у вас, как будто мы с вами один и тот же человек. Я не просто понимаю, что вам больно, я испытываю вашу боль», — говорит Риццолатти.

В то же время он отмечает, что этот механизм срабатывает только при наличии движения. К примеру, на картину, где изображена сцена насилия, реакция зеркальных нейронов будет весьма слабой.

Кроме того, «зеркальность» можно использовать и сознательно. Так, к примеру, поступают комики — они начинают смеяться, чтобы вызвать смех зала. Сценаристы и режиссёры кино создают героев, схожих с нами, чтобы мы могли им сопереживать, «ощутить себя в их шкуре».